«Управление международного научно-образовательного сотрудничества Университета проводит предварительный отбор желающих участвовать в программе обмена, но окончательное решение остается за принимающим вузом. Например, в 2013 году представители Франции сами приезжали в МГТУ для беседы с кандидатами и по результатам личной беседы решали, кого брать, а кого нет», – говорит Антон Догадов, счастливчик, отобранный привередливыми французами для обучения в Ecole Centrale de Lyon, (Высшая инженерная школа Лиона, «Эколь централь де Лион»).
Антон в 2014 году с красным дипломом окончил кафедру БМТ-2 («Медико-технические и информационные технологии»), на которую, как и большинство его однокурсников, поступил с благородной целью – делать технику, предназначение которой – помогать врачам выявлять болезни и бороться с ними. На втором курсе он пришел на свою кафедру к профессору Владимиру Парашину, который отправил Антона помогать магистрам в их исследовательской работе.
– Так постепенно я стал знакомиться с наукой, – рассказывает Догадов. – В процессе учебы узнал, что можно поехать во Францию по программе обмена. Я решил попробовать принять в ней участие, тем более, что в школе учил французский. Приезд французского представителя для беседы со мной стал неожиданностью.
– О чем вы разговаривали?
– Он спрашивал о моих научных интересах, о том, чем бы я хотел заниматься, став студентом их школы. Очень важным оказалось то, какие у меня оценки: во Франции существует такой показатель, как рейтинг студента на факультете. Думаю, и в наших условиях такой рейтинг мог бы стимулировать студентов лучше учиться, если бы, например, на него ориентировались работодатели.
– Итак, вы уехали после пятого курса.
– Наш шестой курс соответствует третьему (последнему) курсу инженерных школ. Я выбрал специализацию, связанную с био- и наноинженерией. Это совершенно не БМТ. Но я не жалею. Год занятий расширил мою инженерную эрудицию и кругозор. Считаю, что информация не бывает ненужной, а знания не бывают лишними. Нужно только уметь их применить.
– Сколько человек было в вашей учебной группе?
– В России есть понятие «моя группа». Мы учимся вместе с первого по шестой курс. А там каждый учебный год ты попадаешь в разные коллективы. В процессе учебы появляются специализации, предметы по выбору, и ты оказываешься на занятиях среди новых людей. Поэтому группы у тебя нет. В социальном плане у такой системы есть недостатки. С одной стороны, – нет той большой дружной компании, к которой за годы ты накрепко прирастаешь. Мне это было всегда необходимо. Но, с другой стороны, это учит общаться с совершенно разными людьми. У меня сразу появились французские друзья, которые, например, очень помогали с языком.
– Это различия в организации обучения. А есть различия в преподавании, в его уровне?
– Есть проблема, о которой я много думаю. В нашем Университете много хороших преподавателей, но есть и такие, которые пропагандируют научно не подтвержденные данные, в которые они сами верят. Некоторые студенты это понимают и не обращают на них внимания. Но все равно в молодые умы это западает.
Во Франции на должности, эквивалентные нашим должностям доцента или профессора, большой конкурс, которому предшествует обязательное присвоение квалификации национальной комиссией. Эти должности очень трудно получить. Человек проходит жесткий отбор. Поэтому преподаватель не позволит себе отступить от утвержденной программы. Повторюсь, что большинство наших ученых-преподавателей тоже работают именно так.
– Мнение студентов учитывают при аттестации преподавателей?
– Насколько мне известно, обязательной аттестации преподавателей во Франции нет. Аттестация служит лишь для получения более высокого разряда. Но как только французские студенты прослушают любой курс, им сразу предлагают оценить качество лекции, научную компетентность преподавателя, написать свои пожелания. Этот опрос, всегда анонимный, – хорошая обратная связь. Нужна она, в первую очередь, самому преподавателю, а не администрации. Мне кажется, такой инструмент был бы полезен и нашим преподавателям, чтобы лучше знать наиболее уязвимые места в своих курсах.
– Как пишут в романах – «прошли годы…»
– Прошли. Сейчас я третий год работаю в Гренобле. Когда учился в Лионе, познакомился со статьями одного ученого, которые меня заинтересовали, и написал ему. Он пригласил меня в Гренобль, а позже предложил остаться у него в аспирантуре. Так я попал в лабораторию Gipsa-Lab, в которой трудится более 300 человек. Фактически это целый институт, занимающийся теорией управления и обработкой сигналов. Есть большой отдел по обработке и моделированию речи. Я очень доволен лабораторной базой, и учеба в аспирантуре меня полностью захватила. Через год планируется защита, и, если получится, я останусь там еще на некоторое время в качестве пост-дока.
– Как вы оцениваете уровень вашей специальности у нас и во Франции?
– Тема моей работы связана с обработкой сигнала миограммы, являющимся результатом мышечной активности. Если кратко, то в нашей работе мы совмещаем сигналы, зарегистрированные при помощи электродной матрицы, и биомеханическую модель руки, описывающую, как напряжение всех мышц, участвующих в движении пальцев, создает моменты силы относительно каждого сустава. К сожалению, сейчас в области биомеханики я вижу очень мало статей из России. Это странно, учитывая, что у истоков этого направления науки стоял, в том числе, русский ученый Николай Бернштейн, которого помнят за рубежом. Проблема, на мой взгляд, не в отсутствии на сегодняшний день российских биомехаников, а в том, что о них не слышно. Мне кажется, что для ученого написать статью, которая попадет в лучший журнал с наибольшей цитируемостью, должно быть естественным желанием.
То же касается участия в международных конференциях. Летом я был в Лионе на конференции Европейского биомеханического общества (ESB). Вдруг слышу русскую речь. Очень веселый человек из Казани мне говорит: «Ты русский из Франции? Я видел тут русского из Германии, русского из Дании, еще откуда-то. А русский из России только я один». А это была крупная, достаточно престижная конференция. Но из России был только один человек.
– Может, подрастающее поколение изменит эту традицию?
– Надеюсь, так и будет. А тренироваться в написании статей можно и со студенческих лет. Мне очень нравится идея электронного журнала МГТУ «Студенческий вестник». Это «песочница», где студенты могут публиковаться, учиться писать научным языком, для начала, по-русски. Но ученый должен хорошо знать и английский, чтобы публиковаться в передовых журналах и поддерживать диалог с ведущими учеными в своей области.
– Слушаю вас, и не оставляет ощущение, что во Франции вам работается лучше, чем на Родине.
– Мне хочется вернуться. Но сейчас там я вижу больше возможностей для продолжения своей работы, однако с удовольствием поддерживаю контакт со своей кафедрой. Я не могу оторвать себя от России. Быть иностранцем до конца жизни, думаю, очень тяжело. Я заходил в дома эмигрантов и видел там огромное число русских сувениров: матрешек и тарелок с хохломой, которые в нормальных условиях редко украшают наши квартиры в таком количестве. Человек тянется к своей культуре, даже в такой форме.
Елена Емельянова
