Мы продолжаем возрождать нашу традиционную литературную страницу.
Виктория Тарасова
Смерть придет,
У нее не будет глаз.
Ни косы, ни белого балахона.
Ни сбежать, ни прогнать,
ни отсрочить на час, –
никаких чудес,
никакого закона.
Смерть придет.
И наступят на свет звезды
ее жилистые молодые ноги.
А оглянешься – и ее следы
вдоль по жизни всей,
вдоль по всей дороге.
* * *
То ли ночь, то ли день, то ли тень от крыла Херувима –
все за кадром. А в кадре – любовь. И проносится мимо
то ли жизнь, то ли смерть. То ли мира шуршит оригами,
имитируя мост между этим и тем берегами.
Как изменчиво все, как нелепо, как лепо, как будто
Кто-то нежное нетто упрятал в брутальное брутто,
и оно проступило сквозь слезы прощеной виною, –
так ребенок глаза закрывает… и видит иное.
Опоздать невозможно успеть. Невозможно возможно.
Относительно истинно все, относительно ложно.
Относительно сложно, легко, относительно важно.
Относительно больно, железно, воздушно, бумажно.
Точно весь этот мир был замешан на смыслах из воска, –
а la prima* любви моментальна, как триптихи Босха, –
а la prima огнем – и расплавятся смыслы, меняясь, –
а la prima любви.
Он глядит в объектив.
Улыбаясь.
Алексей Терениченко
* * *
Выход в завтра не найден,
но уныние – грех.
Не забыться ли на день,
не пуститься ли в бег
от рутины, от круга
вечных дел – налегке,
со случайной подругой
по Москве – по реке?
Мимо темных, лесистых
Воробьевых высот
нас от пристани к пристани
неспешно несет.
Мимо скуки и дерзкой
инженерной мечты,
мимо спеси имперской
и святой простоты.
Нас минует не сразу,
удивив, уморив,
Гулливер несуразный,
наскочивший на риф.
Проплывет снеговая
туча Храма Христа,
следом вновь накрывает
коромысло моста.
Чтобы в споре с судьбою
тонкий лед растопить,
я готов так с тобою
хоть до Нижнего плыть;
на последние деньги –
хоть по Волге блажной
нерешительным Стенькой
с непреклонной княжной.
Может, это движенье,
радость легкого дня
значат больше сближенья
для тебя и меня.
Так у Шуберта, вздохи
унося без следа,
темп с размером в итоге
подгоняла вода.
