Юбилей Университета – хороший повод открыть новую рубрику. В нашей газете за годы ее существования было много интересных материалов, которые за давностью лет затерялись в глубине подшивок. Мы решили напомнить вам о них. А чтобы передать дух того времени, мы будем давать эти статьи в исторической верстке. Увлекательного вам чтения.
«В период с 28 августа по 12 сентября 1986 года выездная экспедиция сотрудников МВТУ им. Н.Э. Баумана е составе Валерия Николаевича Шведова, Александра Федоровича Батанова, Виктора Петровича Дементея, Виктора Александровича Водзинского, Михаила Рюриковича Чужакова осуществила доставку, наладку и запуск в эксплуатацию на крыше Чернобыльской АЭС мобильного гусеничного робота «Мобот». За время пребывания в Чернобыле сотрудники экспедиции проделали значительную работу по техническому обслуживанию, ремонту, установке и эксплуатации робота. В кратчайшие сроки был полностью переделан для вертолетного транспортирования посадочно-транспортный контейнер, проведен ремонт привода правого движителя. Сотрудники МВТУ проявили подлинный героизм, неоднократно выполняя работы в зонах с высокими уровнями радиации (А. Ф. Батанов) и проводя ремонт зараженного «Мобота» (В. Н. Шведов, В. Л. Дементей, В. А. Водзинский, М. Р. Чужаков). Самоотверженная работа экспедиции позволила установить и запустить «Мобот», который проводил работы по очистке крыши от радиоактивных продуктов, что обусловило снижение уровня радиации в несколько раз. Высокая эффективность работы и надежность «Мобота» были подтверждены соответствующими актами и отзывами Чернобыльской АЭС. Работа выездной экспедиции сотрудников МВТУ достойна самой высокой оценки».
Из отзыва о работе экспедиции
– Графит – он вообще-то черный н блестящий. Когда солнце выходило из-за туч, ощущение такое, будто находимся в горах, на снегу – абсолютно ничего не видно, сплошной блеск. Сложно было работать, камеры слепли. Кроме того, из-за высокого уровня радиации, камеры постепенно садятся, а наша машина работала в горячих точках. Тем не менее, за все время ни одна камера «Мобота» не испортилась, а вот их приводы из строя выходили. Они рассчитаны на стационарный режим, а тут машина движется, ее бросает, дергает, система управления камерой, сам привод оказались слабым местом. Были нужны специальные камеры, но мы исходили из того, что имели. Сроки были очень сжатые.
– Как получилось, что вы начали работу раньше, чем вышел приказ ректора?
– Дело в том, что в МВТУ уже несколько лет разрабатывались различные мобильные роботы. Первая машина такого класса была создана в 1983 году, то есть, задел был. Когда встал вопрос, кто и чем может помочь Чернобылю, у нас уже был ответ. Потому и приступили к работе, не дожидаясь приказа. Сначала Шведов и Батанов съездили в Чернобыль, посмотрели, что нужно, в каких условиях предстоит работать машине, что она должна уметь. Кое-какие идеи и даже чертежи у нас были – без этого, конечно, нереально было бы уложиться в столь короткие сроки…
– Кто возглавил работу?
– Возглавлял и координировал ее Николай Андреевич Лакота. Был образован коллектив, в который вошли сотрудники разных подразделений, факультетов и даже студенты. Позже подключились сотрудники Экспериментально-опытного завода (ЭОЗ) МВТУ. С самого начала работали в режиме военного времени (как мы его себе представляем) часов по 16 в день. Спали только тогда, когда работать уже не могли. Это относится и к студентам. Мы, хотя работаем со студентами много лет, не ожидали, что они смогут в таком режиме, и, главное, так эффективно трудиться.
Сравнение с военным временем касается не только напряженного ритма работы, но и некоторых других сторон дела. Все службы Училища, с которыми мы имели дело, да и все внешние организации, отнеслись к задаче очень ответственно, во всем шли навстречу, создавали режим наибольшего благоприятствования – без лишних согласований, бумаг, волокиты. Комплектующими нас снабдили – так бы всегда работать. Тут нельзя не сказать о роли горкома КПСС. Он нам очень помог: было собрано совещание секретарей парткомов всех задействованных предприятий, разъяснена задача, это заметно облегчило нашу работу. Конечно, возникали трудности, и что-то, как нам казалось, медленно делалось, но это «медленно» – было несколько дней, а не месяцев, как обычно.
– Получается, что работа над «Мoботом» вас не задержала, а наоборот, продвинула вперед?
– Безусловно. Это был скачок в нашей работе. За два месяца было сделано то, на что в других условиях ушли бы год-два. К тому же мы получили уникальную возможность испытать машину в реальных, очень сложных условиях, сравнить ее с другими моделями не на выставочном стенде, а в деле. Ведь там работало еще несколько роботов – отечественных и зарубежных.
– И чей оказался лучше?
– Эти совместные работы показали, что лучшего робота не было. У каждого свои положительные стороны, свои недостатки, свои пределы возможностей. Впечатление такое, что к таким условиям и характеру работы ни одна машина не была вполне приспособлена – отказы были у всех.
Недостатки нашего «Мобота» отчасти объяснялись тем, что рассчитывали его для одной крыши, а работать пришлось на другой. Первоначально были ограничения по весу, но когда мы привезли машину, оказалось, что там, где предполагалось ее использовать, уже все убрано. А там, где ее поставили, можно было хоть танк пустить. Знали бы заранее – сделали бы потяжелее и, соответственно, помощнее. Но для своего веса и класса машина отличалась очень неплохими параметрами: тяга равнялась весу, то есть из всех машин она имела наибольший кпд по тяге, имела оригинальную систему управления повышенной надежности. Там работали более тяжелые машины. Они громоздкие. Им, чтобы развернуться, нужен простор. Наш «Мобот» – малогабаритный. В условиях сложного рельефа и большой загруженности это было преимуществом. Он единственный был снабжен фарами, поэтому мог работать и ночью.
– Чем занимались роботы?
– Уборкой. Основное занятие – подбирать манипулятором осколки ТВЭЛов, куски графита и складывать их в контейнеры. Там не все роботы были с манипулятором. Были с отвалами: они сгребали и сваливали с крыши этот мусор, если было куда, а если нет – сгребали в кучи, а потом уже грейфер их убирал.
У нашего робота был и манипулятор, и отвал, а надо бы еще и отбойный молоток. Оказалось, что он очень нужен. Дело в том, что эти осколки первоначально были раскаленные, а крыша залита гудроном, и они в нее вплавились. Иной кусок весил 50 кг, а усилие надо было приложить в тонну, чтобы его оторвать.
– А как определяли вес? Ведь вы проводили испытания, стало быть, нужны были точные данные.
– Конечно, мы с весами не ходили. Машина у нас управлялась по телевидению. На ней две телекамеры, а третья – обзорная – рядом. Соединена кабелем с пультом управления, который находился в защищенном месте. Там сидел оператор, а перед ним три монитора. Когда оператор брал какой-нибудь кусок манипулятором, то пропорционально размерам схвата мог определить его размеры…
– А как ориентировались? У вас были карты, фотографии этой крыши?
– Фотографии, конечно, тоже были. Но машина работала на ограниченном пространстве, так что с помощью обзорной камеры можно было видеть всю площадку. А карту мы сами рисовали, наносили зоны по уровню радиации – это все там осталось.
– В роли операторов выступали вы сами?
– Сами в роли операторов. Сами ремонтировали. Это было важно. Машину-то привезли для испытаний, хотелось как следует с ней поработать, почувствовать ее возможности, ее слабые места. Это не значит, что кроме нас некому было работать. Там оказалось несколько как бы конкурирующих фирм, но жили мы дружно, слаженно работали и всегда друг друга выручали. Мы, например, смогли взять с собой только самое необходимое. Другие организации были лучше оснащены. Но никто и ни разу не отказал в помощи, если что требовалось. Вплоть до дефицитной телекамеры. Все понимали: раз машина работает – надо дать ей возможность работать.
– Не страшно было там, в Чернобыле?
– Там – нет. Когда собирались ехать, немного не по себе было: как там, что? Когда пожар или землетрясение – все понятно. А тут нет ничего – ни вкуса, ни запаха. Невидимый враг, опасность, которую невозможно почувствовать. На месте где-то полдня осваивались, а потом на это внимания не обращали. Люди прекрасно понимают, что есть места, куда не стоит лезть, и они туда не лезут. А так все спокойно – обычная рабочая обстановка. «Я боюсь» слышать не приходилось. Но и такого, что вот, мол, я полезу, я – герой, такого тоже не было. Там было много специалистов с атомных предприятий – люди знакомые с этим делом. Вот все и ориентировались на них. Еще у нас были приборы, которые показывали уровень радиации, и мы, конечно, если чего-то не знали, сначала проверяли, стоит ли туда ходить. В основном уровень небольшой.
– Судя по телепрограммам, там уже везде бегают.
– Ну, бегать-то можно везде, это не так страшно, а работать пока не везде. Мы, кстати говоря, туда не работать ехали, а просто сопровождали машину. Но раз уж так получилось, что появилась такая возможность, то не хотелось ее передоверять. Оказалось – правильно сделали. Во-первых, потребовался ремонт. Когда «Мобота» снимали для ремонта, мы сутки работали без перерыва. Во-вторых, получили ценнейшую информацию: как машина ведет себя в различных ситуациях, и как работают отдельные узлы. Те ошибки, которые были, мы уже не повторим в новой.
– А будет новая?
– Обязательно. И не одна. Уже приступили к работе. Нам бы сейчас полагалось всем в отпусках быть после такого штурма, а все мы на рабочих местах. Отдохнуть бы неплохо, конечно, но времени нет.
– По вашим расчетам, новый «Moбoт» успеет поработать в Чернобыле?
– Думаем, успеет. Кроме крыши, еще есть работа. Вообще-то такая служба должна быть на АЭС постоянно: не только на случай аварии, но и просто для регламентных работ.
– Вероятно, ваш «Мобот» может иметь более широкое применение?
– Конечно, в самых разных экстремальных условиях, – скажем, на каких-нибудь химических производствах, в агрессивных средах. Может очищать шлак в доменных печах. Навесное оборудование можно менять. Вообще возможности очень широкие, лишь бы нам дали над ним работать. Мы ведь не предприятие, а вуз.
– Кстати, неужели на базе нашего ЭОЗ реально делать такие сложные машины?
– Совершенно нереально. Просто такая сложилась ситуация. Это ведь все по частям делали, а в МВТУ только собирали в слесарном цехе: мы надели робу и вместе со студентами целыми днями там возились. Главный инженер Волохов каждый день с нами был – помогал, чем мог. Из слесарей один-два человека были. Очень помог старший мастер Виктор Михайлович Приписнов – прекрасный специалист, универсал и вообще хороший человек. Со временем не считался, оставался сверхурочно, близко к сердцу принял это дело – мы ему благодарны.
Хорошо поработали студенты факультета К – и над чертежами, и на сборке, и на испытаниях. Это наши будущие кадры. Для студентов такая работа – лучшая школа. Ну и мы присматриваемся: если парень толковый, работящий – стараемся оставить у себя. Вот, пожалуйста, молодой специалист, выпускник Дмитрий Крылов – здесь вырос, здесь работает: проектировал стрелу для «Мобота», рассчитывал, отвечал за воплощение ее в металле. Обучение таких возможностей не дает. А тут ребятам просто сказочно повезло: все чертежи и расчеты прямо на глазах воплощались в металле, становились – не без их помощи – настоящей живой машиной.
– Какова судьба вашего «Мобота»?
– Он трагически погиб через несколько дней после нашего отъезда. Его снимали с крыши вертолетом. Оборвался трос, и машина упала с высоты 200 метров. Теперь – на свалке.
– А нельзя было что-то взять – какие-то части, узлы? Это могло бы ускорить работу?
– Нельзя. Он же загрязненный, кто нам позволит. Да и зачем? Вся документация у нас есть, сейчас будем делать три новые машины. То, что было хорошим и прошло испытание – останется, а слабые места доработаем. Идей много. В частности, предусмотрены разные схваты, отбойные молотки.
– Стало быть, начинается новый штурм?
– Нет, такого уже не будет. Просто физически люди не выдержат. Есть предел человеческим возможностям. Три месяца без выходных. Да и студентам надо учиться.
Беседу вели:
А. Ф. Батанов – руководитель отдела СКБ ф-та «К»;
В. П. Дементей, м.н.с.;
В. А. Водзинский – инженер;
Н. Е. Коршунова – корр. «Бауманца»
«Бауманец», 17 ноября 1986 года, № 62
